Владимир Брусьянин – поэт из Семилужков

4 мая в литературном клубе «Автограф» прошел вечер, посвященный 60-летию поэта Владимира Георгиевича Брусьянина (1953-2000). Поэт ушел из жизни в 47 лет, он был автором трех сборников – «Ветви грозы», «Обрешетка крыши», «День третий». В 2001 году, через год после его смерти, друзьям удалось издать наиболее полный томик его поэзии.

Необыкновенный образ поэта (очень высокий, красивый мужчина с ясными глазами), хранят фотографии из собраний друзей. О Владимире Брусьянине рассказывал его друг, писатель Владимир Михайлович Костин. Брусьянин родился в 1953 году, в селе Тегульдет, в семье учителей. Строгая, суровая мама преподавала математику, а веселый, жизнерадостный отец, Георгий Ермолаевич, был филологом, очень хорошим педагогом, сочинял стихи, публиковал рассказы. Родители разошлись. Владимир Брусьянин учился на филфаке ТГУ, пел в университетской капелле (баритон). Оставив учебу, начал работать в геологической партии, за участие в драке был осужден на полтора года. Прекрасно знал и любил поэзию всех времен и народов, сам замечательно читал стихи («открыл для нас Павла Васильева, Алексея Фатьянова… А как он читал корниловскую «Соловьиху»!). Человеком он был страстным, увлеченным, в нем было много детского. Он сразу определял «природу» того или другого человека, у него было безошибочное чутье на людей. В Семилужках работал кочегаром, ему дали двухкомнатную квартиру. Несколько раз был женат. От третьего брака остались три дочери. Нескладная, несчастливая судьба - «тоска тупых, ненастных дней», «редкие просветы меж «паршиво», но какие стихи… Поэзию Владимира Брусьянина публиковали столичные журналы «Знамя», «Дружба народов», красноярский «День и ночь», томский «Каменный мост». Его творчество, к счастью, доступно русскому читателю, хотя знают его немногие.

Деревня устало взбирается в гору, 
неловко спускаясь с другого холма, 
и вьется поземка, и режет по горлу 
декабрьским простуженным ветром зима. 

За темными избами – черные елки. 
Над черными елками – мутная мгла. 
Покосы и просеки, пни и проселки, 
дрова и прогоны метель замела. 

Холодное солнце неярко проглянет, 
скользнет на сугробы с деревьев и стен 
и снова зароется в сером тумане – 
померкнут окошки, поблекнет метель, 

и крошками снега швырнет под стропила 
пурга. Под семью одеялами спят 
семь луж, 
семь лужков, 
семь холмов, 
семь тропинок 
в веснушках семеек осенних опят. 

Но рваный дымок и мычанье коровы, 
урчанье «зилка» и отрывистый лай, 
и старые елки, и старые бревна 
хранят ощущенье былого тепла, 

Хоть вьется поземка и режет по горлу 
декабрьским простуженным ветром зима. 
Деревня, 
кряхтя, 
забирается 
в гору, 
устало 
сползая 
с другого холма.