Миссия игрушек: в «Автографе» прошел вечер воспоминаний
Вот и прошел вечер воспоминаний о любимых игрушках. Вместе с игрушками в сочинениях автографцев оживали образы родителей, места, в которых прошло детство, весь мир маленького человека. Память, которая часто с трудом воспроизводит события прошлого месяца, легко возвращает далекую комнату, где под кроватью в посылочном ящике лежат детские сокровища. Легко вспоминается, что плюшевый мишка был желтым, машинка зеленой, элегантной, «с белым внутри». Вернулись целлулоидные пупсики, пирамидки, вместе с ними – трехколесные велосипеды, коньки «снегурочки», первые лыжи, цветные карандаши, пластилин, мячики, санки, самокаты. Все согласились, что одной из самых замечательных игрушек для многих стал калейдоскоп. Отличные сочинения получились у Ольги Комаровой, Надежды Соломатовой, Наташи Медведевой, Бориса Былина, Александра Пушкова, Нелли Новиковой, Владимира Безходарнова и др. Ирина Киселева завершила свое сочинение словами «игрушки нужны человеку все время». Оксана Чайковская, редактор нашего журнала «Начало века», писатель и поэт, рассказала о своей коллекции кукол, их у нее более 10 тысяч. Ирина Ларионова хранит все свои любимые куклы, они все такие же красивые, как десятки лет назад. Галина Ивановна Климовская в повести «Согра» рассказывает о куклах военного времени, сделанных из тряпок, «с вышитыми бровями, глазами и ртом, с толстыми нитяными косами, которые можно было расплетать и заново заплетать». Мы вернулись в детство, удивительно, насколько близким оно оказалось. Возможно, это и есть миссия игрушек – хранить наше детство. В качестве примера приведу сочинение поэта Елены Клименко: Моя любимая игрушка Хорошо, что есть фотографии. Иначе я бы и не вспомнила, какое изобилие игрушек было у меня в раннем детстве, до 4-х лет. На одной из черно-белых фотографий, сделанных отцом, на пригорке под березой, у бабушкиной избушки, сидят и хохочут моя бабушка в ситцевом сине-белом (помню) полосатом платье (косы «качелями»), мама в газовом платочке и я, стриженая под мальчика, размахиваю белым целлулоидным зайцем. 
На другой – сижу на детском стульчике на фоне покрывала, брошенного на спинку кровати. А под кроватью и рядом со мной валяются почти настоящий морщинистый резиновый слон, желтый плюшевый медведь из папье-маше (он мог рычать, если завести ключом и раскачивался при этом), какие-то куклы. На третьей – сижу на столе, освещенная с правого бока светом из окна. Надо мной на специальной картонке висит настенный календарь («численник» – говорили тогда), там же радиоприемник, покрытый вышитой салфеткой. Рядом со мной стоит мама и держит в руках целлулоидного петушка. Был такой вариант «неваляшки». Петушок переваливался с боку на бок, внутри что-то позвякивало. Помню железную бабочку-самокат, которая в процессе катания раскрывала и закрывала крылья. Это еще поселок Причулымский, где мы жили втроем с родителями. В 1966 году поселок затопило, и я помню, как в сенях плавал мой желтый мишка с круглой печатью от аптечного пузырька на боку. И как мы перебирались по забору из штакетника к лодке. Мне было четыре года. Мама считала, что я не могу это помнить. Но эта картина стоит у меня перед глазами до сих пор. После ухода отца из семьи и рождения сестры с игрушками стало хуже. Новые покупались редко. Куда-то делись и те, что были. Мама имела привычку отдавать наши вещи, нас не спрашивала. Позднее, уже в Первомайске, маме – учительнице начальных классов – дали квартиру в брусовом восьмиквартирнике для бюджетников. И на снимке уже не отца, а соседа, профессионального фотографа, мы с сестрой запечатлены возле табуретки, на которой лежат мелкие пупсы и стоит железная посудка. Позади нас покрывало закрывает умывальник. Слева – печка, справа − дверь в кухню. Мне – семь лет, сестре – три года. Я, конечно, мечтала о кукле. Но большую куклу с одним незакрывающимся глазом получила в подарок, уже учась в старших классах. А, может, и не мне ее подарили. Маме ее выпускники дарили не только хрусталь, но и большую игрушечную собаку, например. Сестра вспоминает, что у нас были две куклы средних размеров, которым мы шили одежки. Также мы очень любили наряжать бумажных кукол. Большой коричневый плюшевый медведь тоже был куплен нам с сестрой один на двоих. Из Красноярска был привезен симпатичный поролоновый тигренок Пéтрик. Кажется, он был персонажем мультика. Тигренок надевался на руку – можно было играть в кукольный театр. Но недолго прожил тигренок у нас, увы, приглянулся соседскому ребенку. Серо-коричневый заяц (а точнее, кролик, – я видела таких в Германии на вольном выпасе у гостиницы) недавно перебрался к сестриной внучке. Чудом сохранилась рыжая лисичка с головой из папье-маше и телом, набитым опилками. Я запечатлела ее в стихах и нарисовала пастелью по наждачной бумаге: вот лисица глядит из угла – мордочка в манной каше, фланель улыбки отклеилась, но кто скажет, что ей уже сорок, сорок тысяч безумных лет?! ведь опилки вечны, и вереск бродит в папье и маше, в результате – ценные мысли, непереводимая игра слез… Мама с неодобрением вспоминала, как я требовала купить мне эту лисичку. Может быть, даже валялась на полу магазина. Какой ужас! Ха-ха. Чувствую, это был последний подарок из счастливого периода детства. К этой тощей зверушке в желтом сарафанчике, с толстым хвостом, изящными лапами, поворачивающимися туда-сюда, я испытываю особенное тепло, прямо родственное отношение. Видимо, лисичка – мое тотемное животное. Ведь бывают же и бесхитростные лисы. Наверное». Ольга Никиенко, куратор литературного клуба «Автограф», |
|